"Кандинский в Париже 1934-1944", часть 3

25/04/2014

География Кандинского

СССР для него был закрыт, Германия изгнала его, Испания, где некоторые критики начали обращать внимание на него в 1936 году, была раздавлена диктатурой Франко. Европа сократилась до Франции, Швейцарии и Англии. Кроме Европы, был и Китай, но слишком древний и далекий, чтобы направится туда. И, конечно, Америка, от которой он получал солидную часть дохода.

Кандинский неоднократно планировал поехать в Америку и даже начал изучать английский язык. В 1931 году он хотел отправить свои лекции в Чикаго. В 1933 году его друзья Анни и Джозеф Альберс выехали в Америку, чтобы преподавать в Black Mountain и начали торопить Кандинского присоединиться к ним. Но Америка подразумевала работу в новом, созданном им и Ласло Мохой-Надем Баухаузе, а Кандинский, как и многие бывшие ученики настоящего немецкого Баухауза полагал, что очередное новое было простым подражанием. Кандинский предпочел остаться в Париже, "городе, который своим резонансом давал силы художнику для творчества".

Кандинский чувствовал, что выставки, организованные Альфредом Барром Музее современного искусства в Нью – Йорке ("Кубизм и Абстрактное искусство" и "Баухауз 1938") не показали его в лучшем свете. Он просто был счастлив узнать, что большинство его работ находились в целости и сохранности у Карла Ниерендорфа. Пока северная половина Франции была оккупирована, Вариан Флай (Varian Fly) из Марселя регулярно пересылал ему известия от Барра, подписанные ”кузен Барр”, чтобы обойти цензоров. В них он настаивал на его отъезде в Америку. При этом он просил его забрать с собой свои старые картины. Но Кандинский остался в Нейи-сюр-Сен, а Нью-Йорк остался навсегда в мечтах: ”Ничего невозможного в этом нет. Я считаю, что Нью–Йорк – прелестный город-сад, удивительная мечта”. Его путешествиями были ежедневные прогулки в Булонский лес или в Багатель, да случайные поездки в Парк Монсо.

Относительно изолированное существование

Кандинский не был затворником, все-таки он жил рядом с Парижем, но его квартира была всё же далековато от центра, где всегда кипела настоящая жизнь. Кандинский скучал по друзьям минувших дней – Паулю Клее, Вилли Грохману, Анни и Жозефу Альберсам. Впервые он посетил Париж в 1906 году. Это был постимпрессионистский Париж - мир парков, изображенных на картинах группы "Наби". Того Париже больше не было. Максимум, что ему удалось увидеть - это несколько полотен Гогена в Вильденштейне и вспоминать, как он был очарован великолепием ретроспективы Гогена в салоне d’Automne в 1906 году. Кандинский был также рад обнаружить несколько картин Руссо в галерее Поля Розенберга, которых он никогда прежде не видел. От товарищества по ”Cинему всаднику” мало что осталось. Матисс был в Ницце. Пьер Жирар отошел к академизму и выполнял фрески для холла университета в Пуатье. Албер Глез жил как отшельник в Serriere и проводил время, обучая студентов пейзажным техникам.

Квартира и студия одновременно

Критики, историки искусства и кураторы в качестве паломников и поклонников приходили в небольшую уютную квартиру Кандинского на седьмом этаже дома 133 на бульваре Сены. Посетителям нечего было рассматривать на стенах квартиры. Она не была совсем не похожа на громадную, причудливую, в ногу со временем квартиру Пикассо. Кандинский ухитрился разместить в своих маленьких комнатах множество предметов изящной и старомодной мебели мюнхенского периода, которую в 1926 году вернула ему Габриэль Мюнтер. Кандинский покрасил стены в черный, белый и розовый цвет, также, как было у него в Десау. Грохман писал в своей монографии: "...он обустраивал все с особой тщательностью, сделав очень маленькую столовую похожей на ту, что была в Десау...". А Нина Кандинская в своих мемуарах писала: "Кандинский решил использовать самую большую комнату в качестве студии. После размещения картин, полок, трёх мольбертов и остального он понял, что комната слишком мала для работы. Со времени его смерти я почти ничего не изменила в квартире. Коллекция маленьких китайских разукрашенных статуэток стоит на книжной полке в гостиной так же, как расставил их он. Античные иконы в его студии развешены на тех же самых местах. Он ничего не хотел кроме тех икон в студии; ничто не должно было отвлекать его от работы; студия с голыми стенами помогала ему сконцентрироваться".

Для него были важны окна: он любил смотреть на небо, наблюдая за светом, за игрой облаков с дымами от труб фабрик, за рыбаками на берегах Сены, любовался цветущими каштанами. Он работал регулярно и жил исключительно рисованием. Не было других событий, выбивающих его из колеи за исключением летнего отпуска. Его парижскую жизнь можно разделить на две фазы. Первая с 1933 по 1939: он держался наравне с происходящим в мире искусства, принимал участие в выставках, много писал и рисовал. Его студия была интернациональным полюсом внимания. Любой художник или критик, прибывающий в Париж, считал своим долгом побывать у Кандинского. Потом, начиная с 1940 года жить стало труднее. Начались перебои с питанием и отоплением. Холсты и краски стали дефицитом. Большинство художников, дилеров и критиков покинули город. Посетителей становилось крайне мало. Однако, несмотря на всё это, Кандинский был абсолютным оптимистом. Свидетельством тому является выдержка из его переписки с Пьером Брюгиером (Pierre Bruguiere), коллекционером, бывшим в то время судьёй в городе Тур.

14 марта, 1942 год: "Вообще говоря, мы ни на что не жалуемся. Из нашего окна была отчетливо видна бомбардировка 3 марта и какое-то время мы наивно предполагали, что это были изумительные фейерверки. Мою жену обеспокоило число дымовых труб, что напротив нас через реку. Я всё же был уверен, что англичане не будут бомбить район застройки, где дома стоят около фабрик и достаточно близко к ним. Фабрики эти совсем маленькие. Но после длительного перерыва мы услышали снова песню сирен, очень странный и беспокойный тип музыки. Ничто не отвлекает меня от работы, и я с большим удовольствием покажу вам мои новые картины".

7 апреля 1943: "Как вы слышали вчера или позавчера, бомбардировка пощадила нас. Пока я писал вам эти гипотетические вопросы, я полностью забыл о бомбардировке, хотя она произвела сильное впечатление. Мы только что закончили обед, когда услышали шум самолетов, вероятно, не немецких, должно быть, это были британские или американские. Предупреждение прозвучало слишком поздно; два взрыва на ипподроме принесли много жертв. Чуть позже мы могли видеть из наших окон огромное пламя в направлении Сан-Клод: завод Coty горел. Взрывы на фабрике не были слышны у нас. Я очень сожалею, что забыл показать зарисовки, которые вы хотели посмотреть во время последнего визита к нам"

ЧАСТЬ 1
ЧАСТЬ 2
ЧАСТЬ 4
ЧАСТЬ 5
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ

вернуться к статьям